Я нe выспaлся и xoтeл вздрeмнуть, нo ситуaция нe пoзвoлялa. Мaшину зaнoсилo нa скoльзкoм бeздoрoжьe. Зa рулeм сидeл Aнтиox Брexлoвский в спoлзшeй дo глaз вязaнoй шaпoчкe, с ним рядoм — в съexaвшeй нaбoк oндaтрoвoй пaпaxe — Виноград Бeшбaрмaкoв, бeспрeстaннo сoвaвший Брexлoвскoму в нoс узeнькую пoлoску бумaги с eдинствeннoй нaкaрябaннoй нa нeй стрoчкoй, сзaди — я и сцeнaрист фильмa «Мeртвый грифoн» Кирилка Рaздoлбaeв.
— Быстрee! — вoлнoвaлся Рaздoлбaeв и тыкaл Брexлoвскoгo в спину кулaкoм.
Бeшбaрмaкoв прoдoлжaл мeльтeшить пeрeд глaзaми вoдитeля пoлoскoй бумaги, пoxoжeй нa дoлгoвую рaсписку, чeм дoпoлнитeльнo мeшaл oбзoру, возле этoм твeрдил:
— Дo oбeдa oтдaть стиxи «Прaвдa»! Слoвo гoрцa. Мoй нaрoд мeня ждут. В «Прaвдe» ждут. В aулe ждут.
Рaздoлбaeв пoвтoрял:
— Eсли нaс oпeрeдят, кaюк. Бaлaндин и его бандиты если на то пошло подарят Брежневу толстяк, а его дочке — сережки княгини Ольги — и Феофана точно по весне мешалкой!
Я опасался другого: оборудование перестанет слушаться и пойдет волоком. Так и вышло: Бешбармаков домахался своей бумаженцией. Антиох, защищаясь с нее, как через порхающей хищной бабочки, нелицеприятно крутанул баранку, повозка подскочила на кочке, заскрипели тормоза, ты да я съехали в глубокую рытвину. Брехловский и Раздолбаев выскочили открыто и принялись осматривать видавший будущий оранжевый «Жигуль».
— Подкинуть ветки… — рассуждал Раздолбаев. — Либо — либо пару молодых березок…
Автор этих строк стояли посреди заснеженного полина. Ни единого деревца рукой подать не маячило. Топора безвыгодный было. Может, к лучшему. Она же Брехловский зарубил бы Кишмиша.
— Сыпать деньгами, ты давай истреблять, — наседал он сверху Антиоха и приставил ему бумажку ко лбу, кубыть пистолет. — Пока стоим — швырять деньгами! Время — деньга, перечислять, как там у вы… Любят счет по мнению осени…
Антиох вскипел:
— Кое-что твоя-моя расходовать? Какая осень тебе сорить деньгами, баранья башка! Неотложно зима! Никакой сие не подстрочник, понял! Сие надо за тебя система. Ant. часть стихотворение хлебздонить!
Бешбармаков оскорбился. Его фиолетовое ряшка сморщилось в зловещей гримасе, носок с горбинкой сделался орлиным.
— Нежели не подстрочник! Кому неважный (=маловажный) подстрочник? Сам простофиля! Очень даже буквальный перевод!
Антиох выхватил у Кишмиша бумажку и с сардоническим хохотом певуче прочитал:
— «О, родная земля, ты как фикус у меня бери подоконнике, растешь и набираешь сил!» Хочешь, — обратился спирт к благоговейно замершему подле звуках неуважительно воспроизведенного поэтического шедевра Кишмишу, — чтоб изо этого… этого… виноват(а) Господи, я слепил проникновенную берущую из-за душу лирику? — И шелковица же походя смастрачил получи удивление профессиональный картина пародии:
Фикус получи и распишись окне стоял
И ни разу приставки не- зацвел.
Продолжай индивидуальный род, джигит,
На случай если не осел!
А бумажку смял и бросил в снежище.
Бешбармаков кинулся вслед ней, извлек изо снега, отряхнул и сунул в мешок, после чего попытался усвоить Антиоха за зёв.
— Не уважай мои творчеств! Я найти новый переводчик!
Удалось их раздергать, но клок черной антиоховой шевелюры Бешбармаков шабаш же выдрал. Автор этих строк с Раздолбаевым побрели к видневшемуся далече элеватору, утопая в смеси снежной перины и жестких недоскошенных стеблей. Добрались давно жидкого, свежего, цвета глины и ужасающего запаха болота, ползшего с свинофермы. Миновали МТС. И, наконец-то, разыскали фырчащий трелевочник. Не торгуясь, пообещали парню в промасленной спецовке три бутылки. И три часа (по мнению часу за каждую поллитровку) наблюдали, в духе гусеничный ихтиозавр хочется нашу тачку ржавым тросом к наезженной трассе. Да когда прибыли в деревеньку, стократ держали путь, увидели рядышком нужного дома милиционерский мотоцикл и «газик». Изо калитки вышел ликующий Баландин, он нес под собой, будто знамя на крестном ходе, что-нибудь-то завернутое в тряпицу. Кондилома на его щеке казалась раздувшимся, напившимся регулы клещом. Мы знали: в свертке — самоварчик! Самовар Арины Родионовны, наперсницы Саня Сергеевича Пушкина! Баландин, поводя чутким и длинным, в духе у муравьеда, носом, улыбнулся (симпатия выглядел довольным, (как) будто высосал до последней лекарство целый муравейник), сел в «газик» и в сопровождении милицейского мотоциклетного эскорта укатил.
— Дружит, змей, с ментами, — вымолвил Раздолбаев, утирая взмокнувший от нахлынувшего отчаяния тип.
— Будто ты с ними отнюдь не дружишь! — буркнул Антиох.
— Опоздали! — невыгодный обращая внимания получи его ропот, страдал Раздолбаев. — Ась? подарим Феофану Владимировичу?
В ширина меж деревянными частоколинами (которые желательно назвать редкоколинами) показался отдавший руку на крыльцо в дохе и валенках Сашуня Вермонтов. Великий досидент потоптался, вероятно, соображая: не мешает ли приглашать нас в терем или обойдемся, и счел, точно мы недостойны, потому как наполеоновски сложил щупальцы на груди и сделался недвижен.
Бери обратном пути завернули в здание «Кооператор» близ спартаковской футбольной базы в Тарасовке и позднее чуть не подрались с поварами, отказавшимися подготовлять шашлык по рецепту Бешбармакаова.
— Вином поливай, а без- вода! — учил возлюбленный, вторгшись на кухню.
Его вытолкали, вопреки на то, почто узнали. Кто малограмотный знал Кишмиша Бешбармакова — великого воспевателя великой державы, идеже все национальности были представлены в литературе наикрупнейшими величинами!
До дому я вернулся поздно. Соответственно радио звучал северный гимн. Выходя с квартиры под звуки утреннего гимна, я безлюдный (=малолюдный) предполагал, что явлюсь отступать — приветствуемый державными раскатами ночного повтора обязательных с целью огромной страны позывных. Оживление начиналась на рассвете и на заре заканчивалась этой патетично-пафосной мелодией. Мамулечка, интересуясь, надолго ли я отлучаюсь, спрашивала: возвращусь я перед гимна или после всего?
Позвонивший ни божий свет ни заря составитель этого бессмертного творения Явление Бога Грек гундосил в трубку простецки-фамильярно:
— К-к-как смотришь, когда поедем к Ане? У нее д-д-нониди рождения.
На Центральном рынке я обзавелся букетом дольче-розовых роз. И прибыл в области запомнившемуся адресу.
Вблизи ванны-бассейна сгрудились: консультант Феофана по международным делам Нодя Амикашенов (он был в пиджаке лимонного цвета), Антиох Брехловский (сей напялил строгую засаленную «тройку» и повязал истомленный галстук), фиолетовый ото беспробудного творческого процесса Виноград Бешбармаков, принимавший поздравления ровно по поводу публикации в «Правде» стихотворения «Родина», размахивал свежим номером газеты со своим экзерсисом и воодушевленно цитировал себя:
Кровь от крови мой край — словно яблоня в цвету….
Проверить не могу в такую красоту…
Множиться и крепни, мой кремнястый край —
Земной и горнопроходческий рай и каравай!
Хотя славой с создавшим сей перл Брехловским малограмотный делился, приписывал полноту успеха себя, что Брехловского задевало. Триумфатор Бешбармаков затмил бы многоречивостью Анин радость, но Феофан его осадил:
— На случай если не умолкнешь, безлюдный (=малолюдный) дам тебе Госпремию.
Аня поместила меня получай огромный пуф, в котором я утонул, хозяйка устроилась рядом. Явление Бога занял почетное уезд в глубоком кресле, ближайшие его сподвижники возлегли почти пальмы. Бутылки и харчи на блюдах рассредоточились числом устилавшему пол пятнистому ковру.
…Последней попыткой возбуждать на Аню с через потусторонних сил стал свой визит к Бешбармакову, в его место, к старику, лечившему местных жителей с всех мыслимых и немыслимых недугов, одновременно он являлся свахой: сводил неважный (=маловажный) имевших шанса завести знакомство женихов и невест — изо отдаленных, находившихся получи и распишись большом расстоянии одно через другого сел. Аксакал угостил вплавь с листиками мяты и сказал, что же помочь не в силах: олигодон очень далек место Москва, где обретается предрасположенность Феофана. Удрученные, да мы с тобой ретировались в дом Бешбармакова. Проделали ни конца ни краю нет путь — напрасно?
Виноград принялся поить теплой водкой — изо полированного бычьего токосъемник: дозы превышали обычные, рюмочные. В перепад от нас, печалившихся, Сабза обмывал радость: похвалялся новехоньким депутатским значком, тот или иной то опускал в сосуд на манер блесны, в таком случае прикреплял к бурке, так прикладывал к лацкану шевиотового пиджака, в таком случае втыкал в песцовую папаху военной кокардой. Пометка имел тонюсенький, малограмотный винтовой, не просверливающий, а иглообразный крепеж, след в одежде игла отнюдь не оставляла.
Ночью Виноград разбудил нас в панике: знак исчез! Поднявшись объединение малой нужде, возлюбленный прицепил символ высокого заслуги к пижаме, а вернувшись в опочивальню и встав поперед. Ant. после зеркалом, не обнаружил дивной металлической бляшки получай прежнем месте. Виноград предположил: цацка шлепнулась в «очко». Некто даже припомнил, который слышал звяканье металла о каменную плиту пола. Семья Бешбармакова, полная чашка музейных диковин — персидских ковров, дамасских клинков и средневековых рыцарских доспехов, — неважный (=маловажный) имел отхожего места кайфовый внутренних покоях, возведенное изо базальтовых глыб библиотека туалета высилось на известном расстоянии особняка…
Взяли ведра, палки с крюками, половники изо кухни и до утра баламутили и вычерпывали жижу. Добытое выливали бери землю, тщательно разгребали и исследовали — только-только ли не перед лупой. Наконец, ведра заскрежетали до дну опустевшего бетонного резервуара, а значок не был обнаружен.
Заплаканная суффиксы: 1) -ша : докторша Кишмиша то прибегала к нам, в таком случае уходила в дом. Возлюбленная-то и узрела валявшуюся получи и распишись ковре пропажу.
