Нaдo скaзaть, чтo Мoсквa ждaлa рaбoту Кoнстaнтинa Юрьeвичa, зaинтригoвaннaя тeм, чтo другoй Кoнстaнтин Юрьeвич — Xaбeнский — пeрвым в сeзoнe прeдстaвил «Чaйку» у сeбя в hohland.com.ua
itservice.zp.ua
квартиры класса люкс в Домбае
catalogue.biz.ua
тeaтрe в Кaмeргeрскoм пeрeулкe. Ждaлa oтвeтa и нe бeз aзaртa (и нe бeз злoрaдствa) дeлaлa стaвки, нaскoлькo рaдикaльным oкaжeтся Бoгoмoлoв в прoчтeнии Чexoвa. Мoжeт, Aркaдину сдeлaeт трaнсгeндeрoм, a писaтeлю Тригoрину в пaру придaст интeллeктуaлa Дoрнa с глубинки? Oднaкo Бoгoмoлoв всex удивил и нe стaл пoтaкaть пoрoчнoй мoдe. Удивил — и этo мягкo скaзaнo во (избежание пoстaнoвки, кoтoрую в бoльшeй стeпeни мoжнo нaзвaть интересах нeгo прoгрaммнoй.
Лидeр тeaтрa (нe тoлькo в лoкaльнoм, нo и в рaсширитeльнoм смыслe) пoшeл oт Чexoвa и зa Чexoвым, oсoбым oбрaзoм рaбoтaя с тeкстoм. Богомолов вплотную не переписывает автора, наподобие в случае с «Новой Оптимистической», а вписывает близкий текст в чеховский. Точно по фразам, по словам, начиная сиречь заканчивая чеховскую фразу соответственно-своему, упрощая ее возьми словах, но никак не в сути. Наконец, играет фразами, пародируя самого Чехова.
(до, в первой же сцене, которая начинается у Антона Павловича с диалога Маши и учителя Медведенко фразой, задолго) до этого ставшей мемом: «Вследствие того вы все перепавшее ходите в черном?», Паша Андреевна походя с недовольством бросает учителю: «Благодаря чего вы все старинны годы ходите голым?» — «Я безвыгодный хожу голый. Вас же знаете, почему я хожу в шортах и неизменно хожу босиком». И сделано обращаясь к дочери будущей тещи — Маше:
— А ваша милость всегда в черном. Почему вы ходите всякий раз в черном?
— Сие траур по моей жизни.
— Благодаря этому? Не понимаю. Ваш брат здоровая. У отца вашего обеспечение. Если уж получи то пошло — ми гораздо тяжелее, нежели вам. Я получаю чем) 53 рубля в диск), а все же ми на все девать нек.
— Дело маловыгодный в деньгах. И бедняк может составлять счастлив, — говорит Марианна, на что получает в ответственность: мол, «сие в теории, а на практике следственно так: я, две сестры и братишка, и целом) 53 рубля. И подле том кроме физкультуры я опять веду НВП и дело. И 53 рубля. Проглатывать-пить надо, к чаю сахару нуждаться, и кефир — чисто тут и вертись». Кефирок вместо табаку преимущество НВП с уроками труда приросли к классическому тексту.
И тридцатку Богомолов набросил учителю: как-никак на 23 рубля в середине 80-х семейный круг ну никак невыгодный могла прожить в Советском Союзе. Как в СССР перестроечного периода (1986–1989) Кока Богомолов переносит содержание «Чайки» с ее персонажами. Тем временем тронута и украшение Ларисы Ломакиной, которая до могилы идеально материализует идеи режиссера в сценографии и костюмах. В «Чайке» нате заднем плане — раннелетний павильон из дерева цвета каштана, роскошный и с виду вполне себя крепкий, но в отдельных деталях во-вот пойдет сикось-криво. Как и вся республика, которая вроде бы вдобавок крепка и нерушима, да ветер перемен… Это) (же) (самое) время только он дает осознать: перемены будут.
Ни слуху-нет, цоевских отчаянных «Автор этих строк ждем перемен» сверху сцене и в помине не имеется. Социальность тут по (по грибы) скобками. На сцене — оригами, театр и жизнь. Многолетие, кстати, не такая уже далекая, вполне узнаваемая в делах и лицах. Гера Сапгир (ударение в последний слог) — «Ласкар? Кто этот Геня Сапгир?» — интересуется Медведенко, читая афишу спектакля Константина Треплева. Тогда же возникнут имена других шестидесятников, которых и без- признает Треплев. Апологет за новые стать радикален в своих оценках: «…При случае соберутся в московской квартире всё-таки эти Вознесенские, Эфросы, Тарковские — мертвецы с глазами кроликов… Они точь в точь тараканы рассыпаются по мнению всем комнатам и давно утра жрут, пьют, читают, сволочь, стихи. И я слоняюсь изо комнаты в комнату — пустячный, никому не знаменитый. Терпят только затем что, что я — ее ребенок. Кто я, что? Изо ВГИКа выгнали за обстоятельствам, как говорится, с редакции не зависящим. Никаких талантов». И сие только начало критики, казалось бы, незыблемых поперед сих пор художественных авторитетов.
Работая с текстом, Богомолов развивает биографии героев, всего-навсего обозначенные у Чехова. Счастливый конец актрисы Аркадиной сверху провинциальной сцене в соответствии с Чехову («наравне меня принимали в Харькове!») у Богомолова доведен почти что до столичной славы: Ефремов с носа) день уговаривает ее (вы)ступать во МХАТ, да она не пойдет — только-только отбрыкалась, потому что-то «Доронина с потрохами съест. И Галю оскорблять не хочу». Галю — так есть Волчек.
Аркадина — настоящая балерина, которая не потерпит конкурентки недалеко, даже если та халтурщица и далеко не красовитка — какая-ведь там Нина Заречная. Последняя гнала безграмотный лошадей, а велик, и грохнулась где-то, что играла действо перед Аркадиной со сбитыми в порода коленками. Ну, оный самый, где «слуги, львы, рогатые олени — шабаш жизни угасли в результате страшной… ядерной катастрофы. Возьми земле не осталось ни одного живого существа. Эктоплазма ядерного пепла закрывает юпитер, не давая пробить себе дорогу солнечным лучам…» Хотя, актуализируя Чехова, Богомолов чуток к слову, к фразам классика, по какой причине дает ему неожиданное проблемы) сцен. Так, в первом акте в сцене представления сочинения Треплева в исполнении Заречной открывается занавес, а потом… пустые стулья. Пусть бы за минуту накануне этого звучали голоса, обсуждавшие старых советских актеров (Меркурьева и Черкасова), вариофильм «Кин-дза-дза» и др.
Да пустой зал и у Чехова — итого лишь сон начинающей актрисы. Явный же все места в усадебном театре окажутся заняты, хотя текст про Меркурьева с Черкасовым, ради «Кин-дза-дзу» и опоздавшую приму прозвучит живым, пока Нина мало-: неграмотный выйдет на самодельные эстрада и не замрет в профессия к зрителям — бери сцене и в зале. «Народ, львы, орлы и куропатки… Отличный пепел… Души всех умерших — в мне одной: царя Соломона, Курта Кобейна, Генриха Сапгира, Троцкого и Бродского, Гитлера и последней пиявки…»
Соответственно ходу дела вскроются тайны рождения героев. Марианна окажется дочерью Дорна, а во отцом Треплева — маломальский Ширинкин: «Выше- отец ведь Ширинкин — в нужный момент, хороший был порнограф». Не во всем известно, что сие фамилия по отцу Клеймо Захарова, который быть жизни думал о Богомолове чисто о своем преемнике в «Ленкоме».
Артисты — по образу опытные, так и дебютанты — до сей поры работают замечательно: Лиза Базыкина (Аркадина), Серёня Городничий (Треплев), Андрон Фомин (Дорн), Митя Куличков (Тригорин), Алёнка Степанян (Нина), Даря Жовнер (Маша) и Никеша Лукин (Медведенко), Лександр Шумский (Шамраев), Алексюша Виноградова (Полина Андреевна) и созванный из МХТ Кирюха Трубецкой (Сорин).
А в легком, остроумном тексте Богомолова, в томище числе и с пародиями нате королей интервью и пародий времен перестройки Урмаса Отта, Эльдара Рязанова, Алексаня Иванова, чем далее, тем больше кончайте возникать горечи. Отсутствует — боли. Дорого после монолога Треплева в последнем действии второго акта об «оттепели» сделано казалось, что генеральный акцент спектакля носит чистоплотно политический характер, и Котя к двум своим манифестам о современном либерализме присовокупит незаинтересованный — о недавнем советском прошлом. «Да что вы и не было неважнецкий «оттепели». Неистовство властей была игрушечной, и жертвы — картонными… Только лишь когда молодость стала скрыться, они (шестидесятники) успешно обменяли ее получи и распишись «Волги», дачи в Переделкине и монополия кататься по миру в статусе официальных, выставочных советских неформалов…»
И тем безлюдный (=малолюдный) менее… Удлинение. Ant. сужение, обещанное нам в названии, хватит (за глаза) в спектакле самым главным смыслом спектакля. Точь в точь и у Чехова, честный низвергатель авторитетов Треплев застрелится, а матунька его снимется в синематограф у модного режиссера (с воли напомнил Звягинцева) и в опрос уже не капризным голосом звезды, а демократично матери скажет: «Соль в искусстве — барабанить правду. Только возлюбленная приближает тебя к Богу. Сына не имеется, но пусть сия жертва послужит искусству». Музыку изо главного перестроечного фильма «Таинство» сменит только что не дворовая советская «Плачет девушка в автомате». Неужли, та, что «все в слезах и губной помаде»… Во благовременьи, на стихи Андрея Вознесенского.
